Не хватает на гербе пилы и топора
В 1943 году Верхне-Лупьинский и Лупьинский лесопункты образовали Верхнелупьинский леспромхоз. В 1944 году к Ленскому леспромхозу присоединён Литвиновский лесопункт, в 1951-м он выделен в Литвиновский леспромхоз.
Пришёл на Север эшелон…
Годовой план 1943 года Ленский леспромхоз выполнил как по заготовке, так и по вывозке. Хорошие показатели в работе в этих лесопунктах показали рабочие постоянного кадра М.Ф. Гужва, М.Д. Горбунов, Е.И. Докучаев. М.П. Шишкова, Е.А. Сезина. На сезон 1944/45 года Ленскому леспромхозу было определено задание по заготовке древесины 142 тысячи кубометров. Для выполнения планов леспромхозам планировалось мобилизовать из колхозов 600 человек, из них 380 пеших и 220 возчиков с лошадьми. В отчёте о работе райисполкома за 1944 год отмечалось, что из 640 рабочих Ленского леспромхоза 241 выполняют нормы,161 – выполняют их на 110-150 и 148 человек – свыше 150 процентов.
В первый год войны в район поступила большая партия эвакуированных из Карело-Финской АССР. Восемь семей (18 человек) жили в Шиесском лесопункте, 49 (100) - в Очейском, 10 (27) – в Вежайском, 19 (47) – в Ягвельском. В 1944 году большая часть их вернулась на родину. А вскоре на их место прибыла новая трудовая сила.
В апреле 1946 года на станцию Межог прибыл эшелон: 278 человек, из них 260 – немцы из Одесской, Запорожской и Житомирской областей. Все они – мужчины и женщины, старики и дети, в годы войны оказались на оккупированной территории и были вывезены из Германии. После окончания войны пришло освобождение, но их отправили не на родину, а на Север.
Помимо всех ограничений, которые были общими для всех категорий спецпереселенцев, на них были наложены дополнительные требования. Они должны были ежемесячно являться на регистрацию в комендатуру, им было заявлено, что их поселение считается навечным, а побег будет сурово наказан. Всё это распространялось и на детей.
Лео Гейн с матерью и сёстрами прибыл в район в том же эшелоне и попал в посёлок Пантый. Он вспоминал: «От нашего дома недалеко была столовая, так мы с сестрой Лилей утром в четыре часа ждём, когда повара картошку почистят и очистки выльют на помойку. Мы те очистки собирали, мама их перемывала, через мясорубку пропустит и варила бульон. А в 1947 году меня и двоих сестёр отправили в Тохтинский детдом.
Вернулся в Пантый, пошёл работать в лес. В пятидесятые годы нас возили на работу, даже тех, кто в лагере сидят, так не возили: в открытой машине, в сорок градусов мороза! Утром приходим, спрашиваем у начальника: сегодня на работу идти? Градусников не было, он берёт кружку воды и выплёскивает её: если на снег лёд падает, то можно не ехать. А если вода падает, то надо ехать.
В кузов открытой машины сядем, друг на дружку ложимся, чтоб не обморозиться, и километров двадцать так едем в лес. Потом выскакиваем, разводим костёр и чуть не в огонь лезем, чтобы отогреться.
Работали с ними и немцы, и власовцы, и те, кто служил в румынской армии, которая на стороне Германии воевала. Но вражды между нами не было, да и какие они враги - нормальные работящие люди. Многие из этих «врагов» так и говорили: «Я был простой солдат, а что там эти генералы делали, не знаю. Скомандовали так, мы и делали, а откуда знаем: так или не так?».
Апрель 46-го: первые строительные бригады
В послевоенные годы, когда усиленными темпами велось восстановление народного хозяйства, возросла потребность в древесине. «В виду предстоящего большого строительства, - читаем в приказе по леспромхозу от 27 апреля 1946 года, - организовать четыре строительные бригады». Они и дали начало созданию прорабских участков, которые позже приступят к строительству центральных посёлков Лысимского (образован в 1948 году), Козьминского (1950) и Очейского (1963) лесопунктов.
Ольга Алексеевна Зиновьева, Заслуженный работник Ленского леспромхоза, в Гыжег приехала в начале пятидесятых годов. Посёлок ещё только строился, устроилась на работу в прорабский участок.
«Стоял кирпичный заводик, - рассказывала она, - он весь посёлок кирпичом снабжал. А и работали – натаскаешься за день так, что руки к вечеру не поднимаются. Когда посёлок вырос, ушла работать на обслуживание узкоколейной дороги в лесопункте. Снег ли, дождь ли – укрыться негде возле шпал. Одно спасение – маши молотком до поту. Какие там ограничения по подъёму тяжестей для женщин: в бригаде, где была за главную, мужиков не было. Сами и рельсы пилили, и шпалы таскали, ухватившись за неё по нескольку человек».
Из воспоминаний. М. Янов («Маяк», 19 мая 1970 года): «После демобилизации, с июля 1946 года я продолжал работу в Ленском леспромхозе. 1 июня 1947 года было положено начало организации нового, Лысимского лесопункта. Меня назначили туда старшим механиком. На пяти автомашинах приехали мы к берегу Яреньги первыми. Никаких построек, ни дорог. Поставили автомашины под открытым небом. Начальник лесопункта Василий Иванович Пшонко распорядился расселить людей в Тохте. Контору временно разместить в старом доме Крюковых на левой стороне реки, а к зиме тоже перевели в Тохту.
Надо сказать, что никакого плана строительства лесопункта не было. Нивелировочные работы проводились в ходе строительства. Строили по своему усмотрению. В первую зиму лесопункт испытывал большие трудности с жильём. Негде было ремонтировать автомашины, прицепы и другое оборудование».
М. Жданов («Маяк», 27 июня 1970 года): «В 1946-1948 годах ощущались и трудности со спецодеждой. Не хватало обуви, особенно валенок. Приходилось делать лапти. Но трудности не расхолаживали коллектив. Работали в полную силу. Молодые учились у старших. В 1947 году начали строить Лысимскую автобазу. В 1948 году она вступила в строй, хотя основное строительство было закончено гораздо позднее… Вслед за Лысимским лесопунктом была построена Козьминская УЖД. Примерно с 1947 года стали приезжать рабочие по оргнабору».
В леспромхоз по вербовке
Новые посёлки росли уже не за счёт бараков, которые возводились в тайге в тридцатые годы – щитовые дома возводились быстро, было бы только кем их заселять, кому выполнять плановые задания, которые год от году росли. Так в обороте появилось новое слово – «вербованные». Жизнь в послевоенных деревнях и сёлах страны была голодной, вот многие и искали спасение в северных лесопунктах, где заработки были ощутимей. Но и труд в делянках не каждому был по силам.
Мария Григорьевна Беляева приехала в Лысимо с Кубани в пятидесятые годы. Причину смены места жительства объясняла просто: вышла замуж, надо строить дом, вот и решили с молодым мужем отправиться на Север, за заработками. Вот тогда и посмотрела кубанка, какой он, Север:
«Дожди тут! На кузовной машине, наверху, везут с нашими узлами. Дождь хлещет, колеса машины уходят полностью в колдобины. Приехали в посёлок: деревянные дома! Ставней нет - для меня это дико! Дико! Потом нас направили в Лысимо. Мужчины пошли в лес, а мы нанялись копать в подсобном картошку. Муж стал пить, мы с ним развелись. Он домой уехал, а я осталась здесь. Я дома очень болела, у меня с сердцем плохо было, бывало на наделю два-три приступа. Сюда приехала - все болезни прошли.
Меня взяли в лес работать сучкорубом. Дали валенки, а они мне большие! Накручу на ноги портянок, натяну эти валенки, комбинезон, телогрейку, шапку-ушанку, верхонки. Возьму топор, только по дереву стукну, у меня топор с верхонками улетел. Не умею!
Научили! Саша Середа у нас был бригадиром, здоровенный мужчина. А матерщинник какой!.. Взял меня на разметку. Вот иду, зацепилась за сучок, упала: ноги-голова наверху, остальное - между брёвен. Кричу: Сашка, вытащи! Он придёт, меня вытащит - я вся в синяках, страшное дело! И он меня научил работать, я ему очень благодарна.
Отработала пять лет сучкорубом и чокеровщиком. Хотела из Лысимо рассчитываться, меня директор, Панчук тогда был, стал уговаривать: не уезжай. Я не гнушалась никакой работы, они ж видели. Приехала сюда, в Очею. Попала в бригаду к Трошину Егору Андреевичу. Он сказал:
- Дощка, бери вилку и айда-те толкать.
Говорю ему:
- Егор Андреевич, я же всё-таки не мужчина.
- Комплекс, - говорит, - дощка, комплекс.
Вилкой в ствол упираешься изо всех сил, пока вальщик дерево подпиливает, чтобы в нужную сторону повалить его. Вилка - четыре метра. Если стоит дерево ровно, я нажму. Если на меня наклон и надо в другую сторону его толкать - не могу.
Он на меня матюгается:
- Ты что, хлеба не ела?
А то бывает: вилка со ствола соскользнёт и - на голову вальщику. У него хоть и шлем на голове, а всё ж удар сильный. Тогда матюги по всему лесу летят…».
Борис УГРЮМОВ, Олег УГРЮМОВ
Иллюстрация из архива Яренского краеведческого музея
Продолжение следует.